ИЛЛЮСТРАЦИИ ИЗ РАЗНЫХ КНИГ
БУЛАТОВ Эрик Владимирович БУЛАТОВ Эрик Владимирович БУЛАТОВ Эрик Владимирович БУЛАТОВ Эрик Владимирович БУЛАТОВ Эрик Владимирович БУЛАТОВ Эрик Владимирович БУЛАТОВ Эрик Владимирович
Главная » ХУДОЖНИКИ » БУЛАТОВ Эрик Владимирович
20.01.2013 Просмотров: 11994
Эрик Владимирович
Булатов
05.09.1933 [ Свердловск, СССР ]

...сам момент искусства не подлежит контролю разума. Это чистая интуиция, и здесь художник отвечает только за точность её реализации, а не за её характер. То есть и тут выходит, что опорой, оправданием художественной деятельности может быть только профессиональная честность, гарантирующая максимально возможную точность реализации интуитивных прозрений.

БУЛАТОВ Эрик Владимирович

автор: Кира Кононович источник: по материалам статей и интервью

Эрик Булатов родился в Свердловске (ныне ныне Екатеринбург) в 1933 году: «Отец ездил в командировку на Урал, беременная мать поехала с ним, я там родился, а потом они вернулись», в Москву.

Отец был родом из Саратова, затем с родителями перебрался в Москву. В 1918-м отец вступил в партию, сразу после гимназии ушёл на Гражданскую войну, что стало трагедией для семьи. В 1937-м его исключили из партии, и всё шло к аресту. «Но тут моя мать сделала простую, но очень эффективную вещь. Сняла под Москвой дачу, и отец там примерно полгода жил. Он не был крупным политическим деятелем, поэтому властям не нужно было именно его арестовать. На каждый район была развёрстка — взять столько-то, но если этого нет, возьмём другого. Как в армию набирали, примерно так же. Когда эта кампания кончилась и отец объявился, его не тронули, восстановили в партии, но он не вернулся на партийную работу. У него было высшее образование, и он пошёл работать учёным секретарём в Большую советскую энциклопедию».

Мать была натура романтическая и очень активная. Родилась в Польше, в Белостоке. В пятнадцать лет нелегально перешла границу: Россия — свобода, революция... Её поймали на границе, вернули, но в конце концов она оказалась в России, не зная русского языка, у неё был идиш и польский. Но через три года она настолько освоила русский, что уже работала стенографисткой. Сначала в Каменец-Подольском, потом в Москве...

«Мама была очень одарённым человеком и в 1920-е годы даже сдала актёрский экзамен на киностудии... Она была настроена против генеральной линии партии, против всякой власти, типичное интеллигентское сознание. Она должна была быть и против отца, их взгляды во многом были противоположны, но они очень любили друг друга».

Когда началась война, отец ушёл на фронт добровольцем и не вернулся — погиб. Семья уехала в эвакуацию — сначала в Саратов, потом в Свердловск. «Когда мы уехали в эвакуацию, те, кого вселили в нашу квартиру, топили печку книгами. Начали с нижних полок, где были мои детские книжки и рисунки, а наверху стояли книги Ленина и Маркса. Они, естественно, начали не с Маркса, да и лазить туда было далеко...»

С началом войны кончилось счастливое детство Эрика. «Кошмар продолжался, пока я не поступил в художественную школу. Потом пошла нормальная жизнь. Сколько себя помню, я рисовал, и рисовал хорошо. Тогда было ещё рано судить, что из этого может получиться. Это определяется годам к десяти-двенадцати, но отец поверил, что я буду художником.

Учился я в московской средней художественной школе при институте имени Сурикова, моя профессия была выбрана ещё в школе. Получилось довольно глупо. Сначала мама показывала мои рисунки разным художникам, даже Корину. Корин и другие говорили, что не нужно меня никуда отдавать, меня там могут испортить, что-то в этом роде, в общем, рано ещё.

В художественную школу принимают после пятого класса общеобразовательной. Я не знал, что есть такая школа, и узнал о ней случайно. В параллельном классе учился мой сверстник, который тоже рисовал, мы с ним конкурировали. Как-то он мне сказал, что поступает в художественную школу, там экзамены, но он уверен, что пройдёт. Я был потрясён, узнав, что есть такая школа, побежал туда, но оказалось поздно — экзамены прошли, а новых год ждать. Мне посоветовали подготовиться в Доме пионеров...»

Два года он занимался в кружке рисования у Александра Михайловича Михайлова, которого вспоминает с любовью и благодарностью. На следующий год Эрик Булатов пытался поступить во второй класс художественной школы, но не прошёл по конкурсу. В 1947 году его приняли в третий класс. После школы «как-то само собой» Булатов поступил в Суриковский институт, на живописный факультет. Поскольку школу окончил с медалью, вступительные экзамены держать не пришлось.

«Мне повезло с учителями в Московской средней художественной школе (знаменитой МСХШ), где я учился вместе с Ильей Кабаковым и Олегом Васильевым,.. с которым мы всю жизнь дружим».

«...Мы не были „парни с одного двора“. Наша дружба была именно сначала профессиональной — общность каких-то взглядов, которыми мы делились, — а уж потом как бы человеческой. Тогда это было просто как воздух, потому что вокруг делали вид, что нас просто нет. И конечно, вот такая вот дружба, взаимная поддержка была просто необходима... Мы с Олегом были близки по взглядам, всё время общались и друг в друге нуждались, поэтому объединились в работе».

В Суриковском институте он учился у профессора Петра Дмитриевича Покаржевского. «В художественной школе мы рисовали как сумасшедшие, работали с утра до ночи и ни о чём другом не думали. Там учились дети привилегированных и обычных людей, но для нас это не имело значения, делились только на бездарных и талантливых. А в Суриковском была мрачная, затхлая, провинциальная атмосфера, время было тяжёлое — конец 1940-х — начало 1950-х. Смерть Сталина...»

К концу института Булатов понял, что не должен зависеть от заказов государства, чтобы свободно развиваться. Все средства к существованию были в руках государства, частных заказов не могло быть. Значит, в живописном деле надо было искать другой способ зарабатывать деньги, чтобы он оставлял время для непосредственной работы.

«После института я чувствовал, что ничего не понимаю в искусстве, ничего не умею. Мне нужно самому переучиваться, чтобы выучиться настоящему, серьёзному искусству... Окончив Суриковку, я впал в отчаяние: не было сознания, что я — художник, но было ощущение, что все, чему нас учили, — неправда. От полного отчаяния мы с Олегом Васильевым стали искать человека, который мог бы что-то объяснить, и случайно вышли на Фаворского....

Фальк и Фаворский помогали понимать, осваивать своё ремесло, что для меня было неоценимой помощью, в институте я этого не мог получить. Я хотел стать серьёзным, настоящим художником, поэтому мне приходилось переучиваться. Полученного образования было недостаточно».

На переучивание ушло ещё три года. А для этого надо было не зависеть от государства, быть материально и духовно независимым. Значит, надо было искать возможность зарабатывать на жизнь не живописью. Именно тогда очень кстати прозвучал дельный совет нынешнего классика Ильи Кабакова: «...надо идти в детскую иллюстрацию. Там работа более-менее свободная, и там поспокойней. Заработаете, а потом будете заниматься своим». Так и случилось.

С 1959 года Олег Васильев и Эрик Булатов в содружестве создают иллюстрации к детским книгам для издательств «Детгиз» и «Малыш». «Я перепробовал разные способы. Самым лучшим для меня оказалось иллюстрирование детских книг... Надо было как-то зарабатывать на жизнь, а рисовать картинки к детским книжкам нам с Олегом Васильевым очень нравилось... И вот мы вместе с Олегом Васильевым стали иллюстрировать детские книги и занимались этим тридцать лет».

Эрик Булатов и Олег Васильев разделили год на две части: тёмное время — осень и зима — это были детские книжки, приносившие заработки, а в светлое время — весна и лето — была работа для себя, живопись.

«Когда полгода я делал книжки, а полгода — живопись, то не всегда успевал закончить картину, а тут надо переключаться на другую работу, которая требует иного сознания и отношения. Эти переходы всегда были трудными... И у меня развилась способность консервировать в сознании тот или иной образ. За полгода он не должен был меняться, надо было вернуться к тому месту, на котором я прервал работу. Возможно, этот подход был мне свойственен, но он, безусловно, развился благодаря такому способу работы... Никогда эти дела не смешивал».

«Одновременно делать то и другое мы не могли. И та и другая работа требовала от нас полной отдачи. В этом смысле мы с Олегом одинаковы. Хотя я и тогда не понимал, почему для себя, и сейчас не понимаю. Это ведь работа, которую делаешь, потому что есть такое ощущение, как будто ты обязан это делать. И если пытаешься этого не делать, то все время ощущение, что обманываешь, что жульничаешь и вообще лодырничаешь».

«Не могу сказать, что мы этим тяготились. Это было интересно. Мы делали детские книжки только вдвоём. Мы выработали такого художника, который был не Олегом Васильевым и не Эриком Булатовым. Это был некто третий. Все наши книжки проиллюстрированы этим художником. А всего мы сделали за тридцать лет больше ста книг».

Когда дело дошло до сказок («Сказки народов мира», сказки Шарля Перро, сказки Х.К. Андерсена), на страницах детских книжек начался бурный и яркий праздник. Некоторые исследователи даже ворчали потихоньку, что молодые художники работают в слишком «шумной» манере. Но дети, как известно, исследователей не читают. Они просто любуются Спящей красавицей, красавицей-Золушкой и, вполне вероятно, на самом деле слышат шум весёлого придворного бала.

«Ведь дети интуитивно чувствуют, где правда искусства. Ты можешь нарисовать копию реального средневекового замка, а ребёнок скажет: не верю. Потому что точно знает, как должен выглядеть настоящий замок, а как — настоящий принц. Вот мы и пытались рисовать все «по правде».

Многие большие художники начинали с иллюстраций детских книг. Тому есть самое поверхностное, житейское объяснение. Свои «серьёзные» работы они в те глухие годы строгой цензуры не могли ни открыто продавать, ни открыто выставлять. А ремесло детского рисовальщика давало неплохой заработок и оставляло время для тех занятий, которые они считали главными. И здесь очень важный момент: легко подумать, что их вынужденный, наёмный труд на ниве детского иллюстраторства только отвлекал их от основной стези.

На самом деле всё было иначе. Недаром наш мудрый народ любит повторять, что «нет худа без добра». Потому что, как говорил великий пролетарский писатель Горький, «для детей надо писать так же, как для взрослых, только лучше». Оказалось, что этот якобы подневольный, подённый труд дал этим художникам возможность пройти замечательную школу. Подобно тому, как в свое время обэриуты научились неслыханной свободе, когда писали свои детские стишки, так и художники, которые прошли школу оформления книг для детей, вольно или невольно обрели свободу, которую никогда не даст академическая выучка.

Незадолго до перестройки Булатову предложили поработать на Запде. Он согласился, и они с женой уехали. После выставки в Цюрихе в 1988 году перебрались в США.

«Жили в Нью-Йорке, в артистическом районе Сохо, где множество художественных галерей. Это место обладает прекрасной аурой для творчества. Однако тебе все время твердят: „Давай-давай, всё, что ты делаешь, — здорово, только делать надо ещё быстрее, ещё больше!“ Под таким прессом сознание художника не успевает вырабатывать новые образы и начинает клонировать собственные идеи. Мне, в общем, повезло, что мы вскоре уехали».

Они уехали в Париж. В 1992 году Минкультуры Франции предложило небольшой грант и дешёвое жильё в Париже. «Попав в Париж, Наташа сказала, что никуда больше не поедет. Мы купили квартиру недалеко от Центра Помпиду, обзавелись друзьями и так и живем...

Я считаю, у меня очень счастливая жизнь. О чём может мечтать художник, который делает то, что считает нужным, и так, как считает нужным?.. У которого нет материальных проблем и ничто ему не мешает?.. Наташа, моя жена, избавляет меня от бытовых и прочих проблем, которые были бы для меня мучительны и с которыми я, наверное, не справился бы. Наверное, за сегодняшнее благополучие я заплатил тем, что тридцать лет даже не думал о том, что смогу показать свои картины, не то что выставить их или продать».

Замечательные иллюстраторы. Булатов и Васильев. Именно так. Как фамилия одного художника. Может быть, им и тогда было смешно разрисовывать детские сказки всякими феями и колдуньями, а может быть... В семьдесят лет даже одну детскую улыбку ценишь не так, как в сорок. А если твоим книжкам рады все?..

фото: приложение «Антиквариат» к ж. «Интерьер+Дизайн», 2008, № 1, fotodepartament

ПРОИЛЛЮСТРИРОВАННЫЕ КНИГИ
Эрик Владимирович Булатов: другие статьи